What thou lovest well remains,
the rest is dross
What thou lov’st well shall not be reft from thee
What thou lov’st well is thy true heritage
Ezra Pound


Люди, если брать их по отдельности, без сколь-нибудь значимого контекста — приматы в целом безынтересные, как и их скопления. Что уже интереснее — так это их взаимодействие и то, что из него выходит.

В конце концов, не в том ли и заключатеся великая загадка истории, как не в феонмене того, что люди, собравшись определенным образом, совершают удивительные вещи: переплывают океаны, завоевывают континенты или порой — что тоже не менее удивительно — организуют пусть и упадочную и болезненную, но крайне утонченную, в чем-то по-своему великую, культуру?

Однако все эти подвиги, в историческом ли ключе, культурном ли или в актуально-политическом, для меня малолюбопытны вне сугубо эстетической сферы. И процесс сам по себе — как непосредственное взаимодейтсвие людей или групп — не сильно привлекательней других аспектов общественной жизни.

То, что мне интересно на самом деле — это не социальное взаимодействие и не его правила, его особенная форма, а, конкретно, язык, взятый в своем конкретном общественном бытии. Боюсь, однако, что я должен пояснить свою фразу, будто бы выплывшую из темных глубин советской Философской Энциклопедии.

Когда Вы читаете любой текст, Вы имеете дело с языком вообще, а с чем-то вроде вырезанного кадра из киноплёнки: любой человек проживает жизнь в языке усвоивши определенную норму и обросши индивидуальными особенностями изнутри и извне, да и сам при этом нередко влияет на других; каждое же выссказывание по конкретному случаю это уже мгновенный снимок языка с его индивидуального насителя.

Потому для полного понимания языка мало быть филологом, изучающим тексты в их исторической обусловленности и взаимосвязи, мало быть еще и лингвистом, изучающим язык как формальную систему симвлов и правил их комбинации. Нужно, в добавок к этому, быть социологом, т.е. смотреть на язык с точки зрения всей полноты социального контекста.

Вот этот как раз именно то, зачем я в социологии и зачем социология нужна мне.

Мы живем в удивительное время, когда письменная речь (или автоматическая транскрипция устной, что, в целом, относиельно безразлично) становится основным видом речи, и потому появляется возможность оценить изменения в языке не только с точки зрения частотности тех или иных форм из категорий фонетики, синтаксиса или морфологии, словообразования или лексики, но и с точки выяснения действительного множества вариантов той или иной формы языка и эволюционного пути каждого из них.

И без понимания того, как взаимодействуют индивиды и группы, последнее — а именно обоснование того, почему одни формы приживаются, а другие нет — попросту невозможно, как и полное объяснение того, какое влияние язык испытвает со стороны происходящих в обществе процессов. Учитывая то, что сейчас даже любителю доступны такие ресурсы и мощности, за которые лингвисты старой школы попросту затоптали бы, перспективы для установления связи между изменениями в языке и изменениями в общественной жизни открываются огромные.

«Язык не может быть отделен от своей социальной среды так же, как растение не может быть оторвано от свойственной ему среды климатической.» -- эти слова Поля Лафарга прозвучали довольно давно, и тем удивительней то, что так мало идейных сторонников Лафарга, в том числе занимавшихся вопросами словестности профессионально, взяли их на вооружение в смысле не попыток изменить социальную среду через язык (т.е. попытаться поменять надстройку через слабую обратную связь из базиса), а изучить язык через призму социальной среды.

Вторым, так сказать дополнительным, фактором являтеся то, что и лингвистика, и социология в России находятся в весьма плачевном идеологическом положении. Многие видные представители обеих дисциплин пытаются пртендовать либо на нахождение вне политики, либо на нахождение над нею, а еще порою на умеренный либерализм: настолько же разумный, настолько и бессильный.

Славословия современной ситуации, являющей собой окончание советских «гонений» на отдельные дисциплины смотрятся настолько смешно, особенно на фоне того, что в ряде сфер российская гуманитарная наука не только не продвинулась, но и деградировала, что хочется хотя бы немного пооббить ржавчину с оружия критики, покуда критика довольно страусиного консенсуса оружием является делом весьма отдаленного будущего.
В социологии, таким образом, меня интересует исследование общественных процессов и явлений, влияющих на язык и его всприятия, и этот интерс можно назвать весьма шкурным без всякой доли ложной скромности.

С некоторых пор осознавши, что мне по-настоящему нравится только рассказывать и учить, я живо заинтересовался вопросами стиля, а стиль — это феномен куда глубже подражания образцам, за ним всегда стоит конкретное общественное содержание, вскрыть которое средствами лингвистики и филологии не представляется возможным: чтобы быть услышанным, нужно говорить не просто языке тех, кто готов слушать, а на языке, на котором они сами хотели бы говорить, что невозможно без понимания потребностей людей и их ценностных систем, а также законов их развития.

Ну и чисто прикладной аспект, конечно же — научиться примерно понимать, кто человек и откуда, по его устной и письменной речи всегда небесполезно.

@музыка: La Coka Nostra -- Murder World

@темы: Языкознание, Обществознание